| Александр Сайбединов |
 |
| ПЕДАГОГ ПОЭТ ХУДОЖНИК |
|
|
А.Сайбединов К списку рассказов... Как дед Степан на деревне перестройку делал. Бабка Марфа последнее время не находила себе места от беспокойства, с ее дедом что- то случилось. - Аль сглазили супостата, аль умом тронулся - жаловалась она соседке Макарихе, снабжавшей все старое население Фокино разными травами да заговорной водой. - Был мужик, как мужик, на радикулит жаловался, таблетки разные глотал, а теперь, хрен старый, носится по деревне, с детишками чевой-то мастерит, да это б ишо ладно, он же, пень трухлявый, на танцы наладился ходить, уж прямо не знаю что и делать. Ты бы мне, милая, дала чего, ну, чтобы он опять нормальным человеком стал, а то ни кого спокою нет! - Слышь, Марфа, а может он того.., - таинственно зашептала Макариха, - загулял у тебя... - Тю ты, скоженная, с чем гулять-то. Сказился он, сказился, понимаешь? День-деньской талдычит: «Перестройка, перестройка...», потом как ее.., ну когда че первое в голову прийдет, то и говорить можно..., тю ты, память проклятущая. Да и буйный стал какой-то. - Бьет, что ли? -испугалась Макариха. - Да нет, бил бы еще ладно, а то называет по-всякому, продолжала сокрушаться Марфа, -застойный ты, говорит, элемент. Это я то застойный! Цельный день на ногах, есть свари, скотину накорми, ему, хрену лысому, портки постирай, революционер чертов! Сегодня говорит: «Революция продолжается». Слышь,Макариха, может его врачам показать, а? - Не знаю, подружка, не знаю, чем помочь, -беспомощно вздохнула Макариха. - На вот, попробуй этой травкой попоить, от сглазу, может и полегчает ему. «Видать пропал мой ясный сокол, даже если Макариха не знает, что делать», - с огорчением думала тетка Марфа, заходя в дом, и то, что она там увидела, добило ее окончательно, она беспомощно села на старый сундук и заплакала. Степан стоял перед ней в старой буденовке, которую отыскали несколько лет назад внуки где-то на чердаке, в пиджаке с медалями, которые одевал только на день победы. Стоял он во всем этом наряде посередине избы и прикладывал к груди красный бант. Степан Матвеевич не заметил, как зашла жена, пока не услышал ее тихого всхлипывания в углу. Он подошел к ней, обнял за плечи и обеспокоено спросил: - Марфуша, ты что? А? Что случилось? Заболело что? Так приляг, отдохни. - Это не я, ты заболел! -сквозь слезы всхлипывала Марфа, -Степанушка, родной, что с тобой, ты что вытворяешь-то, ты только посмотри на себя, люди же над тобой смеются. Я тебе тут травки принесла, попей, родимый, может пройдет? Матвеича будто током тряхнуло: - Что пройдет-то? Что? К Макарихе, небось ходила? Оппортунисты! Историю назад не повернешь! Ты открой глаза-то, Марфа! Ты ведь дальше своего огорода не видишь! Времена-то какие настали слышала: «Революция, говорят, продолжается». Продолжается, понимаешь? Ты спрашиваешь, что со мной, это тебя надоспросить, ты же первой комсомолкой на деревне была, Марфа! Очнись! Ты посмотри, какие изменения кругом, дышать стало легко, алкоголиков, хапуг, спекулянтов всяких к ногтю, даже министров, что заворовались, на суд тащут, не жалеют. Опять вон демократия народу вышла- говори, предлагай! А ты говоришь- пройдет! Не пройдет, не дадим! Это, Марфа, как с первым колхозом, помнишь? Многие со стороны смотрели, что-то из этого получится, боялись, в себя не верили, как бы чего не вышло, так и теперь с перестройкой: на словах поддерживают, всем нравится, а на деле многие еще чего-то ждут. А я не хочу, для чего же мы тогда революцию делали, за что отец мой на зерноскладе сгорел, колхозное зерно спасая, чтобы сидеть и ждать, когда же она, жизнь, прийдет лучшая, так что ли? Не буду ждать, и вам с Макарихой, оппортунистам, не позволю революцию задерживать. Кто не с нами, тот против нас! И ваше бестолковое равнодушие- это, если можно так выразиться, нож в спину перестройки, а ну пусти, контрреволюция! - Степа, Степа, - испуганно залепетала тетка Марфа, -ты что несешь, опомнись ! А, че, а разве против, я вон и молоко в магазин сдаю, так сказать государству помогаю, и на прополку капусты с бабками выходила , и телевизор, чай, с тобой смотрю, вон наши какую мараторию делают. - А-а-а, -хитро заулыбался Матвеич,- ну вот, это совсем другой почин, тогда одевайся быстренько и пошли со мной. -Куда это! Степанушка, у меня еще коровы не кормлены, - пыталась отговориться бабка Марфа, но ничего у нее не вышло. - Куда, куда, перестройку в деревне делать! -Категорично заявил дед Степан. - Вчера еще договорились с мужиками, что комиссия в составе Кондрата, Ивана Астахова до меня сегодня пойдет проверять перестройку в деревне, а вечером в клубе собрание будет по этому вопросу, всю деревню пригласили, одна ты ничего не знаешь. Одевайся быстро, не задерживай. Все члены комиссии собрались в сельском совете ровно в назначенное время. Выглядели они очень солидно, особенно Кондрат Стышко: на выцветшей зелени гимнастерки блестели серебром медали и ордена, черные со скрипом хромовые сапоги были начищены до блеска, а видавшая виды, потертая кожаная фуражка делала его похожим на чекиста 20-х годов. Председатель сельсовета Владимир Петрович Ивашутин, с доброй улыбкой глядя на этих воинственно настроенных, пенсионеров, думал: «откуда у них столько убеждения и веры в свои силы. Тут молодой, еще жизнь не била, а все равно, чтобы не говорили о демократии, боишься начальству чего лишнего сказать. А вон Степан Матвеевич на этой недели пришел ко мне, так я думал он из меня душу вытрясет : -« Ты, говорит, почему саботаж поощряешь, почему сахар мешками в магазине продают? От бражки в деревне дышать нечем» - Ведь пока я не вызвал Ларису в сельсовет и не разобрался, он не ушел. Рано мы их все-таки со счетов списываем, стариков-то ,а они вон какие! Ну, просто гвардейцы!» - Ну, что, председатель, пошли, что ли, мы? А может все-таки с нами? - решительно вставая, произнес Степан Матвеич. - Нет, дорогие товарищи, народ Вам доверил, поэтому давайте, смотрите, проверяйте..., ну, а вечером, на собрании мы вас послушаем. - Ну пошли, коли так,- произнес Кондрат Стышко. И комиссия, поскрипывая ступеньками сельсоветского крыльца, вышла на улицу и торжественно двинулась по деревне. Впереди неторопливыми, но широкими шагами, решительно подняв голову, шел дед Степан, чуть сзади шли всеми уважаемые люди деревни Фокино: Кондрат Стышко и Иван Астахов, и на почтительном расстоянии, едва поспевая за мужчинами и постоянно оглядываясь, замыкала шествие бабка Марфа. Комиссия шла в сторону магазина. - Враг перестройки номер один, - произнес Степан Матвеич, открывая двери фокинского магазина. В магазине, как всегда в этот час, народу было немного, так, несколько женщин, зашедших поболтать за чужое счастье, да Петька Инютин, который даже в эти, тяжелые для мужиков времена, завсегда был пьян. - Так, бабоньки, - решительным голосом, обращаясь к женщинам, сказал дед Степан, -а ну тихо, не колгатите, комиссия по перестройке сейчас магазин и вашу разлюбезную продавщицу проверять станут; перестроилась она, как того требует генеральная линия, или нет, является, так сказать, балластом на трудовых плечах народа. А ну, Лариса, показывай магазин. - Уважаемые гражданочки женщины, от имени и, так сказать, по поручению жителей нашей деревни мы проверяем выполнение решений нашей, так сказать, администрации и правительства по реформам, обновляющим общество, -авторитетно подтвердил слова Степана Матвеича бывший бухгалтер совхоза Иван Астахов. Некоторые женщины, напуганные такой необычной ревизией, почти на цыпочках вышли из магазина и во всю прыть рванули по деревне сообщать, что дед Степан Лариску арестовывать пришел. А в магазине происходило следующее: Лариса, до смерти напуганная этой комиссией, с размазанной по всему лицу тушью, пятилась от деда Степана и голосила: - Да не продавала я Макарихе мешок сахара, Степан Матвеич, ну клянусь, не продавала, это она из Малиновки привезла, точно знаю. - А одеколон по блату продаешь - это как? -наступал на нее Кондрат Стышко. - Вон Петька Инютин опять пьяный, откуда? - А чай грузинский где, плиточный? - подхватила осмелевшая бабка Марфа. - Из под прилавка, только для своих. -Тихо, тихо, - снижая накал страстей, сказал Иван Астахов, - Вы тут самосуд не устраивайте, успокойтесь, а Вы, Лариса Петровна, подумайте обо всем и на сегодняшнем собрании доложите свои соображения о том, как Вы собираетесь менять свой стиль работы в магазине, или нам прийдется Вас освободить от этой заботы. Пойдемте, товарищи. -Гляди, девка, думай хорошенько, не стой на пути у революции - сметем! -сказал на прощание Степан Матвеич, и комиссия, удовлетворенно вздохнув, вышла из магазина. На улице их ждал почетный экскорт в пятьдесят человек из более любознательной прослойки населения деревни. И вот, в сопровождении этого экскорта, обросшего глядящими ребятишками, комиссия направилась в сторону нового животноводческого комплекса, где самым тщательным образом члены комиссии, буквально, с верху до низу, облазили всю молочную ферму. А бабка Марфа, с неведомо откуда взявшейся прытью, бегала от коровы к корове, щупая их за дойки, проверяя до конца ли их выдаивают. Дед Степан, зажав в углу между доильными аппаратами, вконец взмыленную заведующую фермой с пристрастием ее донимал: -А ты все же мне объясни, Алевтина, почему это в Канаде какая-то буржуйская корова может давать шесть тысяч литров молока в год, а наша Зорька - нет! Почему! Наши российские коровы не должны выказывать, так сказать политическую незрелость и, благодаря указам по рынку и интефикации, должны давать шесть тысяч, а иначе это оппортунизм чистейшей воды. Закончив проверку работы вконец напуганных доярок и их коров, комиссия двинулась в школу - глядеть как идет выполнение реформы. И хотя битый час их водили по классам, показывали стенды, пели перед ними и плясали и вконец оглушенных ветеранов куда-то приняли, они так и не поняли, что такое реформа школы. - А я думаю, это не каждый поймет, для этого специальное образование нужно, - рассуждал Иван Астахов, сидя на скамейке возле школы вместе со своими вконец измотанными товарищами. - Почему это не каждый? Я полагаю, реформа - это когда все! Конец.., когда уже помогать надо, от хорошей же жизни реформы не делают, - возразил Степан Матвеич - поэтому я, наверное, начну в школу ходить, детишек учить буду. - Чему? -рассмеялся дед Кондрат. - Чем радикулит смазывать, что ли? - Сам ты радикулит! Корзины вязать будем, вещь завсегда дома нужная, к тому же это сейчас в моде, как его.... фольклор, - закончил солидно Степан Матвеич. - Степа, - доверительно начала бабка Марфа, положив голову на плечо мужу, - а я тоже секту открою! - Чего? Чего ты сказала? - дед Степан аж подскочил на месте. Секту! Это ты с Макарихой придумала, дурман в детей загонять!? Церковь и всякие там секты- есть тайные сатрапы мирового империализму. Да я вас.... - Че разорался-то, хрен старый, сядь, я же вязать их учить буду, а как она там называется, секта или секция, я запамятовала, а то ишь, раскричался- «сатрап».., сам ты.., - обиженно сказала бабка Марфа и отвернулась от него. - Ну дык, откуда я знал, ладно, Марфа, оговорился я, - примиряющим тоном заговорил дед Степан. -Извиняй! Что сделаешь - перестройка. Кто не с нами, тот против нас! - Ну ладно, товарищи, пойдемте домой, еще ведь собрание вечером, доложить надо народу, какие результаты проверки. Непростое это дело- перестройкамайте, у кого может соображения какие будут, надо будет все как есть народу обсказать, - подытожил дед Степан, и все изрядно уставшие, но помолодевшие душой, стали расходиться по домам. А дед Степан шел по дороге домой и думал: «Флажки, что ли опять предложить на собрании, чтобы вешали на дома лучших людей. Молоко хорошо было бы раз в месяц всей деревней в магазин сдавать, специальный день сделать...» Вот так он шел, этот простой и честный человек в своей уже изрядно потрепанной выходной одежде, и его уже не молодой шаг, казалось, становился все тверже и тверже. Мысли его бежали одна за другой, и казалось ему, что идет он двадцатилетний и вся жизнь у него впереди, хотя в глубине души его мучило сомнение, что все это уже когда-то было, и что все это ему только кажется. К списку рассказов... |